Учитель… Такое простое слово, известное каждому человеку с детства. У большинства людей это теплое слово ассоциируется именно с детством, юностью, учёбой в школе. Первый учитель, любимый учитель, главный учитель… Человек, о котором всегда с благодарностью и теплотой в сердце говорят и вспоминают ученики. Стать настоящим учителем очень непросто.
Некоторые учителя навсегда оставляют свой след в нашей жизни. Они заставляют нас думать, работать над собой, овладевать чем-то новым, порой трудным и непонятным. Вот как вспоминает елецкий период жизни и своего первого учителя рисования Николай Жуков в своих дневниках: «В то время я посещал студию ИЗО и восторгался висящими на стенах рисунками с гипса – выполненными итальянским карандашом. Меня поражало, как это можно – черным карандашом, какой в моих руках всегда походил на сапожную ваксу, — делать такие белоснежные гипсы.
Среди сверстников были те, кто увлекался рисованием, но они не были мне близкими товарищами, и потому мое увлечение чаще протекало в одиночестве. С пятого класса я познакомился с преподавателем Сапегиным Алексеем Константиновичем. Сапегин обучал нас в школе истории и географии. Он был страстный любитель живописи и всего живого. Узнав, что я люблю искусство, Сапегин пригласил меня к себе и показал сотни своих этюдов, которые были всюду в его комнате и на веранде. Сапегин был исключительно интересным человеком – глубоким патриотом, влюбленным в родную природу – типичным представителем старой доброй русской интеллигенции. Сколько радости жизни было в его рассказах, когда он пояснял свое состояние в момент писания утренних солнечных этюдов.
В три часа утра вставал он, чтобы успеть схватить восход солнца. Его карие, удивительно живые глаза были прекрасны на его седой голове. Он был замечательным отцом, дедушкой, другом молодежи, умеющим пылко увлечь учеников на своем уроке.
Его садовнические тяжелые руки могли передавать нежные переливы света в живописи, и в то же время крепко и быстро копать землю. Помню, как однажды он ловко, на ходу сумел поймать пухлявого визгливого цыпленка и посадить его на свою большую ладонь так, что тот сразу почувствовал себя как дома и никуда не хотел уходить. Сапегину я легко доверял все, что касалось искусства, и находил в нем всегда чуткого друга и мудрого наставника.
Однажды я расхрабрился написать его портрет. Был взят холст недозволенных для меня размеров, в мое распоряжение были выданы Сапегиным: этюдник, кисти, краски; сам он терпеливо сел позировать, рассказывая мне на всякий случай о том, что, бывало, и у больших мастеров не всегда получались портреты, и как это всегда трудно сделать.
Я старался писать так, как это делают настоящие художники, отходил от мольберта, прицеливался, кривя голову, мазал, скоблил, снова мазал, но как были краски на палитре, так они и остались на холсте.
Особенно много было синей краски на костюме – она неприлично лезла в глаза. В этой работе я впервые заметил, какой жар бывает вначале, когда приступаешь к холсту, когда у тебя на палитре вкусно выдавлены краски, и перед тобой готовый, еще не испачканный чистый холст, — и как с каждым новым сеансом угасает этот жар, и в конце концов на тебя смотрит с холста весь ужас твоей неопытности, неумения, бездарности. Как не хочется этого никогда видеть, и как полезно это сознавать. Неудачу эту я сильно переживал, так как ее свидетелем был Сапегин, которого я глубоко уважал и ценил… Долгое время после этого случая я не ходил к нему, так как мне было стыдно. Вольно или невольно, но после своего позора я пристрастился к копировке, так как считал, что здесь, даже если и не выйдет рисунок, то стыдно будет только перед собой.»
Позже, будучи студентом Нижегородского художественно-промышленного техникума, Жуков вспоминал что «На первом курсе рисунок и живопись вел преподаватель Н. И. Куликов, который, как мне кажется, дал мне, да и другим ученикам, много полезного и удивительного. Он не загромождал уроки правилами теории рисунка, хотя очень часто сам показывал и поправлял наши студенческие работы. Весьма существенными были его живые рассказы о том, как он был в 1 классе академии учеником И.Е. Репина и как тот учил их. Он очень живо и красочно передавал нам весь процесс работы над созданием какого-нибудь натюрморта.
«Творческий процесс, – повторял учитель, – это волшебство, и вы должны стать волшебниками – этого требует от вас настоящее искусство».
Мы с открытыми ртами слушали нашего педагога, который всегда умел зажечь в нас горение к работе. Его рассказы увлекали учеников: каждому захотелось стать волшебником, но как это сделать? Вот КАК? Потянуло нас в музеи, в библиотеки, на Волгу, заставило везде и всюду смотреть, наблюдать уже применительно к искусству. Едешь, к примеру, в трамвае и разбираешь напротив сидящих: какой бы материал применить в рисунке в разных случаях характера модели? А иногда модель напомнит то, что видел в музее, и тогда возвращаешься к запомнившемуся произведению уже через напоминание жизни. Вот и образуется такой «дуплет» в мозгу, что, где бы ни был, а всё об искусстве думаешь.»
«…Как в школе, так и в техникуме в то время учились не только мои сверстники, но и такие дяди, которые казались нам отцами. Возрастная путаница была характерна для того времени. Обычно перед летними каникулами устраивалась общая выставка лучших учебных работ студентов. Приглашались представители общественности, любители искусства, родители тех учеников, кто жил в Нижнем Новгороде.
Большой авторитет и популярность имел Николай Васильевич Ильин, архитектор по образованию, занимавший должность конструктора книги, главного художника Нижполиграфа. В то время Нижполиграф довольно часто получал золотые медали в Лейпциге на международных выставках за книги Н. В. Ильина, за его наборные обложки. Его очень ценили и, в знак не ушедших ещё тогда наклонностей к сановитости, закрепили за ним пару холеных лошадей с пролеткой, с посеребрённой сбруей и колоритным кучером. Такой приметной импозантностью, входящей в уличный пейзаж Нижнего Новгорода, отличались два человека: Николай Васильевич Ильин и брандмайор, начальник пожарной команды и кумир всех женщин. Николай Васильевич обычно ездил в пролетке, одетый в свободную шелковую русскую рубашку, сверкающую белизной и подпоясанную шнурковым поясом с кистями. Вот в таком наряде встречала его наша молодежь на студенческой выставке летом 1927 года. Он внимательно осмотрел работы студентов, высказал хорошее мнение, а вскоре в городской газете «Нижегородская коммуна» появилась его маленькая статья с оценкой наших работ, где в числе трех упомянутых имен значилась фамилия Жуков. Я испытывал непередаваемую радость, что могу эту газету отвезти родителям и заглушить недоверие взрослых, которое они высказывали в период моего выбора профессии. В городской газете увидеть первый раз в жизни свою фамилию, да не в чеховском варианте «происшествия», а в статье критического обзора учебного года молодых студентов – это значило для меня колоссально много. Позднее, продолжая учиться в городе Саратове, я проходил практику в Нижполиграфе и моим непосредственным наставником и учителем в области литографии был Н.В. Ильин.
А уже в 30-егоды, когда я приехал для самостоятельной работы в Москву, окончив срок пребывания на военной службе, то на правах старого знакомого брал работы по оформлению книг в Гослитиздате, где главным художником был переехавший из Нижнего в Москву Николай Васильевич Ильин. Все художники, работавшие под его началом, боялись огорчить его недостатками своей работы и из уважения к нему старались из всех сил. Так было и со мной. Когда работа удавалась, он показывал на меня рукой и говорил: «Моим утюгом глаженый». Мое чувство огромного уважения к этому художнику, возникшее с ученической скамьи, привело в 1953 году к выполнению этапной для меня книги «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого. Внешнее оформление книги и присмотр в процессе печати взял на себя сам Николай Васильевич. К этому времени мы были давно знакомы домами, и позже я очень сожалел, что его скоропостижная смерть оборвала нашу добрую дружбу. «
Вот так сердечно, с чувством большого человеческого уважения вспоминает Николай Николаевич своих учителей, добрую память о которых пронес через всю жизнь.
С праздником вас, дорогие учителя!!! Здоровья и добра вам на долгие годы!!! Пусть ваш труд зажигает искорки стремления в умах и душах ваших подопечных!!!