Выпуск 2.

20 ноября 1945 года в городе Нюрнберге начался судебный процесс по делу главных нацистских военных преступников. Он вошёл в историю как Нюрнбергский процесс.

В 1946 году Николай Николаевич Жуков находился на нём в качестве художественного корреспондента газеты «Правда», результатом чего стали свыше двухсот рисунков, представляющих сейчас не только художественную, но и историческую ценность. О своей работе на Нюрнбергском процессе художник рассказывает в книге «Счастье творчества».

«Когда началась вторая мировая война, мне было тридцать три года. Я только что закончил первую обстоятельную творческую работу – иллюстрации к книге «Воспоминания о К.Марксе и Ф. Энгельсе» — и испытывал огромный подъём, настоящую радость от процесса творчества. Война отняла у меня счастье любимого труда и совершенствования и окунула в мир ужасов и человеческих несчастий.

Начало войны застало меня в Молодечно. Весь первый период фашистского нашествия, тяжёлых отступлений наших войск мне хорошо знаком. От Молодечно до Подмосковья вместе с армией прошёл я этот путь и, по правде говоря, сполна испил всю горечь отступления. Сотни раз был под миномётным, артиллерийским обстрелом, под шквалом пулемётного огня, зверских вражеских бомбардировок. И если бы мне тогда сказали, что я буду в 1946 году в числе корреспондента газеты «Правда» на Нюрнбергском процессе и мне будет поручено запечатлеть облик тех, кто повинен во всех человеческих страданиях в последнюю войну, тогда мне трудно было бы  в это поверить. Испытал я и радости наших побед. Наша армия. Наш народ победили фашизм, и каждый человек вернул себе счастье любимого труда и свободы.

Всё это я вспоминаю сейчас для того, чтобы острее передать чувства гордой радости и торжества, какие я испытывал, держа снова свой любимый карандаш на Нюрнбергском процессе. Это был уже не тот карандаш, которым я рисовал Маркса, Энгельса и мирные образы русских пейзажей. Это был карандаш, острие которого затачивалось все четыре года войны, поэтому карандаш был мне дорог не только как художнику, а прежде всего как воину, как делегату от миллионов погибших в войне жертв. Этим карандашом я хотел выразить своё отношение ненависти и презрения, какие чувствовал весь наш народ к фашизму и его вдохновителям.

Прилетел я в Нюрнберг в военной форме капитана и, очутившись в зале Международного трибунала, в нескольких шагах от скамьи и подсудимых, вначале оторопел. Уж очень, казалось, громадной была ответственность моя как корреспондента, советского военного художника.

В первый день, в первую половину заседания, до самого перерыва, я сидел как зритель, удивлялся увиденному и вспоминал события минувшей войны. Громадные пласты истории последних десятилетий, общественных преобразований, политических потрясений, разбой и захват стран гитлеровской кликой и, наконец, нашествие фашистской орды на советскую землю, а дальше сотни и тысячи личных ощущений от фронта, где я сам был участником и свидетелем событий».

«Как и каждому художнику, мне хотелось добиться самых лучших результатов. Хотелось работать изо всех сил и в то же время знать, как и что делают  другие: английские, французские, норвежские, польские художники. Я с интересом заглядывал в их альбомы. Но вскоре понял, что мне надо беречь каждую минуту и не уставать от трудностей, добиваясь цели. Я уже присмотрелся к скамье подсудимых, и хорошо представил себе, в каком положении каждый из них выглядит наиболее выразительно,  и этот момент выжидал, рисуя попутно многое из того, что вызвало интерес в зале. А в зале были представители разных народов, корреспонденты разных стран, гости, свидетели, защитники, судьи, представители обвинения, секретариата, охраны. Везде разные характеры отношений, разная форма – всё это для меня необычно, ново. Естественно, это помогало остроте восприятия и остроте творчества. То, что я через наушники мог слушать процесс на своём родном языке, тоже способствовало мгновенной ориентировке и знанию того, что есть и что окажется в зале, когда и где может возникнуть острая ситуация. Часто прения сторон, неожиданное включение в разбор дела свидетелей рождали острые моменты, напряжение, так что работать в зале было всегда интересно.

В Нюрнберге я был сорок дней. За этот срок я изобразил всех подсудимых, защитников, судей, свидетелей советского обвинения, сделал много рисунков в кулуарах Трибунала и задумал ряд тем, какие хотел осуществить на основе собранного материала.

После всего, что я сделал, мне не хотелось ни одного дня оставаться там больше. Правда, сейчас, просматривая всю свою серию рисунков, я прихожу к выводу, что можно было бы еще и еще работать и добиваться лучшего. Но это, видимо, так бывает всегда и у всех».

«Когда я переводил свой взгляд с фигуры председателя суда на скамью подсудимых, то особенно ощущал их ничтожество, хотя на них и не было арестантской одежды – они сидели в костюмах, с галстуками. Фашистские преступники имели такую внешность, что их точное подобие и было сущностью их характеристик, самых мерзких и отрицательных, поэтому всякое шаржирование было бы излишеством  и уходом от выразительной правды. Всё это в полной мере я ощущал, когда смотрел на таких, как Кальтенбруннер, Штрейхер, Гесс и другие. Не знаю, может быть, посчитают меня пристрастным, но я убеждён, что правдивый, реалистический удачный рисунок должен быть здесь даже более выразительным, нежели карикатура, ибо карикатура есть гиперболическое использование физических недостатков и доведение их до смешного состояния. Здесь никогда не известно, сколько в этом процентов правды и творческой метаморфозы».

«Это был для меня как бы эпиграф к Нюрнбергскому процессу, ко всему тому, что я там увидел и услышал. И ещё, когда я вошёл в здание суда, там происходил ремонт, чистили, скоблили, красили.  В этом обновлении был симптом доброго. Я сделал рисунок ремонта и назвал его «Будет по-новому». Этого хотел мир, к этому стремился уставший от войны и фашизма немецкий народ.

Я хочу, чтобы материалы Нюрнбергского процесса, занявшего почти год времени, никогда не были забыты народами. Они должны всегда оставаться грозным напоминанием о фашистской чуме, погубившей десятки миллионов людей в горниле войны и доставившей невыносимое горе и страдание всему человечеству».